20.12.18
  Реальная история любви во Христе Иисусе миссионеров в Китае. Видел недавно в ленте в Фейсбуке картину, где стояла надпись, примерно: "если убрать секс и деньги из отношений большинства современных мужчин и женщин, то  им нечего будет предложить друг другу".  Типа, не останется ничего связывающего их. Не печально ли?   А это совершенно иная история:
 Тем временем миссис Джонс тоже нашла помощницу в лице младшей из сестер, проживающих с мисс Элдерсли. Когда новая семья поселилась возле них, эта веселая, привлекательная девушка предложила свою помощь занятой матери. Они навещали друг друга так часто, насколько это было возможно. В совершенстве владея языком, мисс Дайер была способна извлечь максимальную пользу из времени, которое они могли уделить его изучению. Несмотря на юный возраст (ей не было еще и двадцати) и сильную занятость в школе, ее удовлетворял только один вид деятельности — спасение человеческих душ. Для нее миссионерская работа заключалась не только в том, чтобы преподавать, а в том, чтобы приводить людей к Христу.
«Именно это и привлекло мое внимание, — говорил Хадсон Тейлор много позже. — Она была духовным человеком, и ее работа доказывала это. Уже тогда она была настоящей миссионеркой».
Было невозможно, чтобы молодой англичанин, живущий один на Бридж-стрит, не встречал мисс Дайер время от времени у своих друзей. Невозможно было и то, чтобы она его не привлекала. Она была такой искренней и естественной, что вскоре они стали близкими знакомыми. К тому же во всех важных вопросах их взгляды были очень схожи, и незаметно для него самого она стала заполнять в его сердце место, которое раньше пустовало.
Он боролся с желанием видеть ее и делал все возможное, чтобы прогнать ее образ из своих мыслей, но тщетно. Он глубоко осознавал свое призвание трудиться во внутренних районах страны и чувствовал, что для этой работы должен быть свободен от привязанности к жене и дому. К тому же его будущее было весьма неопределенным. Возможно, через несколько недель или месяцев, путь в Сватоу для него будет снова открыт. Разве не ожидал он ежедневно от Господа водительства, думая о нуждах того региона? И даже если это не будет на юге Китая, он все равно надеялся и ставил цель вплотную заняться работой первопроходца, а эта деятельность может стоить ему жизни. Нет, лелеять мечты, возникающие сами собой при взгляде на любимое лицо, — не для него. Но как ни странно не смотреть он не мог и жаждал взглянуть снова.
Не было недостатка и в других аргументах. Какое он имел право думать о женитьбе, не имея ни дома, ни дохода, ни перспективы таковых, которые он мог бы предложить ей с ним разделить. Хотя он и был полномочным представителем Китайского евангелизационного общества, это вовсе не означало, что можно рассчитывать на финансовую поддержку этой организации. Он месяцами не пользовался своим кредитным письмом, зная, что КЕО находится в долгу. Господь восполнял его нужды главным образом через Бергера, который время от времени оказывал финансовую поддержку Хадсону и стал его помощником на всю жизнь. Но и это могло закончиться. По крайней мере, на это уж точно нельзя было рассчитывать. А что скажет она и те, кто за нее отвечает, на то, чтобы жить в Китае только верой, получать по вере даже дневное пропитание?
Да, было абсолютно ясно: он был не в том положении, чтобы думать о женитьбе; он должен подавить свой сердечный голод, который временами угрожал захватить его полностью. И в некоторой степени ему удалось повернуть свои мысли в другом направлении благодаря событиям, происходящим на юге.
Ибо, как гром среди ясного неба, пришли вести, что Англия снова вовлечена в войну с Китаем. Вдруг в мгновение ока британцы раздули крошечную искру в пламя, а китайцы, не осознавая, чем все закончится, посмели осудить и даже возмутиться их высокомерным поведением. Но это означало войну, если столь неравную борьбу можно назвать войной. Уже через сорок восемь часов британское оружие грохотало у ворот Кантона.
Все это произошло ранней осенью, но только к середине ноября новости об этом стали достигать северных портов. Впервые услышав об этом и увидев, как мстительно кантонцы, находящиеся в Нинбо, относятся к атаке на их родней город, Хадсон Тейлор сразу же подумал о Бернсе. Как хорошо, что он не в Сватоу, беззащитный перед яростью этих горячих южных людей. Теперь стало ясно не только почему его друг был вывезен из Сватоу, но и почему он сам был задержан как раз накануне своего отъезда.
Но вслед за чувством благодарности за спасение его друга пришли более печальные размышления о мотивах и значении войны. Он не мог не знать, что в течение четырнадцати нелегких лет Англия оказывала на Китай давление аргументами в пользу легализации ввоза опиума. Что, несмотря на отказ императора Дао-гуана допускать «струящийся яд» по какой бы то ни было цене, контрабандная торговля опиумом продолжалась, нарушая договорные права. Хотя во время первой войны попытка заставить китайцев принять их точку зрения не удалась, в определенных кругах уже давно хотели начать вторую. И несмотря на то, что британский адмирал на время приостановил военные действия, неизбежным исходом такого одностороннего конфликта должно было стать унижение Китая и триумф опиумной политики Англии.
Что касается немедленных результатов, то в тот момент они имели другую направленность. Жители Кантона, пребывая в состоянии эйфории по поводу предполагаемой победы над британским флотом, применяли жестокие меры против ненавистных иностранцев. Они не могли знать, что, хотя адмирал Сеймор и удалился из Кантона, выводя войска из расположенных по берегу реки крепостей, сэр Джон Боуринг послал за подкреплением, и Англия примет решение воевать, несмотря на то, что большинством голосов парламент выразил неодобрение по этому поводу. Во всем этом они видели только свой шанс отомстить и, вполне естественно, извлекали из него все, что могли. Например, в Кантоне были подожжены китайские фабрики, и за голову каждого иностранца назначили награду.
Из-за всего происходящего, конечно, возникал серьезный вопрос: до чего дойдет желание отомстить? Как насчет других портов и поселений и особенно Нинбо, где немалую часть населения составляют кантонцы? Прежде они довольствовались одними угрозами, но будет ли (и может ли) так долго продолжаться?
Всюду поползли самые пугающие слухи. В случае войны с Китаем, возможно, единственным портом во владении иностранцев останется Шанхай. Уже сейчас требовалось позаботиться о том, чтобы снять там жилье. Поскольку пароходы ходили туда регулярно, уехать было несложно, а потом так же просто было вернуться обратно весной или летом.
Таким образом, Хадсон Тейлор, осевший на три месяца в Нинбо, снова должен был переезжать. По всей видимости, никто не был так свободен, чтобы сопровождать отъезжающих, к тому же, знание шанхайского диалекта облегчало ему эту задачу. Он мог быть так же полезен в Шанхае, как и в Нинбо, а это важно, если потребуется задержаться.
Лично сам он многое бы отдал, чтобы в то время остаться в Нинбо и охранять безопасность той, которую он любил. Мисс Элдерсли не хотела уезжать, и ее юные помощницы решили остаться с ней. Она как раз передавала управление школой Американской пресвитерианской миссии, потому что чувствовала, что будет мудро сложить с себя эту ответственность. Из Пинанга прибыл родственник сестер Дайер, и в руки мисс Элдерсли должно было быть передано шестьдесят школьниц со всеми их школьными делами. Было не время для ненужных перемен, и, приняв все возможные меры предосторожности для себя и своих коллег, мисс Элдерсли осталась, чтобы закончить работу.
Но Хадсону Тейлору было нелегко оставить их именно тогда и в такой ситуации. Старшая сестра недавно была помолвлена с его другом Бэрдоном и, следовательно, ее было кому защитить. А младшая была, несомненно, одинока и именно поэтому вызывала в его сердце более глубокую любовь и сочувствие. Само собой разумеется, он не осмеливался показать это. У него не было причин думать, что это ее утешит, да и разве он не пытается ее забыть? Он мучительно переживал, оставляя свой маленький домик на Бридж-стрит и не зная, увидит ли он когда-нибудь его или ее.
В свое отсутствие юный миссионер полагался на Бога, особенно в вопросе своей глубокой и растущей любви к той, которая, как ему казалось, никогда не будет с ним. Он думал, он надеялся, что разлука поможет ее забыть, что его любовь к ней можно будет контролировать, если ее не будет рядом. Но случилось все наоборот. Молча, но неуклонно любовь все больше завладевала его внутренним естеством. Раньше он любил более или менее по-мальчишески, но сейчас все было по-другому. Его осиял свет, по яркости превосходящий солнечный. Он затопил все его существо. Казалось, что все, о чем он думает, что чувствует и делает, пронизано ощущением той другой жизни, которая стала частью его собственной. Он не мог мысленно отделить себя от нее, и, сознательно находясь в Божьем присутствии, он чувствовал общность с ее духом и еще больше жаждал видеть ее рядом с собой.
Она отвечала всем требованиям его разума и сердца, являясь не только воплощением его идеала женственности, но и будучи преданной работе, которой он посвятил свою жизнь. Как тот, кто, положив руку на плуг, не осмеливается обернуться назад, он мог быть уверен, что она будет помогать, а не мешать в его служении. Но, тем не менее оставался старый вопрос: как жениться с такими перспективами в будущем? И, пожалуй, еще более серьезный вопрос: что скажет на все это она?
О ее мыслях и чувствах, если таковые были, он ничего не знал. Она всегда была добра и приятна, но так она вела себя со всеми, хорошее настроение ее никогда не покидало. Вероятно, она не хотела замуж. Гораздо более достойные мужчины, чем он, пытались ее завоевать, но не смогли! Какой шанс может иметь он при всей своей бедности и незначительности?
Если бы кто-то знал, если бы был кто-то, с кем он мог поделиться своими внутренними надеждами и опасениями, ему было бы легче во время первых месяцев в Шанхае. Но только в марте 1857-го, благодаря самым неожиданным обстоятельствам его друзья — семья Джонс, с которыми он жил, — стали чувствовать его сердечные муки. С самого начала они его полюбили, а во время проживания в Шанхае очень с ним сблизились. Но полностью осознали, каким человеком был Хадсон Тейлор только тогда, когда миссис Джонс, заботясь о больных, сама заболела оспой и вынуждена была передать все заботы по хозяйству и о своих детях юному коллеге. Своей заботой о маленьких он завоевал глубокую родительскую благодарность. А за время нескольких недель выздоровления они дружно молились и прониклись такой взаимной симпатией, что его скрытая любовь (Хадсон сам не знал, каким образом) уже перестала быть тайной для его ближайших друзей.
К его большому удивлению, они выразили по этому поводу удовольствие. Они не только были далеки от того, чтобы его отговаривать, но, напротив, благодарили Бога за них. Они никогда не видели двух людей, более подходящих друг другу! Было абсолютно ясно, что ему следует делать дальше, а остальное доверить Тому, Кому принадлежат и его, и ее жизни.
Итак, вопрос, который жег его сердце долгие месяцы, следовало перепоручить письму. Мистер Гоу как раз возвращался в Нинбо и любезно согласился передать письмо в нужные руки. Теперь Хадсону Тейлору оставалось только ждать, пока придет ответ, — неделю, десять дней, две недели. Как долго это казалось!
Несмотря на все свои молитвы по этому поводу, как мало он был готов к тону и содержанию ответа. Почерк был, несомненно, ее, ясный, красивый почерк, который был ему так хорошо знаком. Но в ее ли это было духе? Короткая и лишенная всякого сочувствия записка просто сообщала, что то, чего он желал, было абсолютно невозможно. Она просила его (если он наделен хоть какими-то чувствами, свойственными джентльмену) воздержаться от того, чтобы в дальнейшем беспокоить ее на этот счет.
Если бы он только знал, с каким страданием были написаны эти слова, его собственные переживания значительно бы уменьшились. Но та, кого он любил, была далеко. Видеть ее он не мог, писать после такой просьбы не отваживался и не имел никакого понятия о ее тяжких обстоятельствах. Именно тогда мягкое, невысказанное участие его друзей, супругов Джонс, стало для него таким большим утешением. Не будь их, он едва ли смог бы это вынести, и видя, как они счастливы вместе, он постоянно вспоминал о счастье, которое потерял.
Тем временем далеко в Нинбо другое сердце было еще в большем одиночестве и растерянности. Ибо любовь, которую испытывал Хадсон, не была ошибочным увлечением: это была настоящая любовь, дарованная Богом. Как бы это ни казалось невозможным Хадсону, эта любовь была взаимна со стороны той, которая всегда казалась такой далекой. Мария Дайер была глубокой и нежной натурой. Будучи с детства одинокой, она выросла, страстно желая иметь сердечного друга. Своего отца она почти не помнила, а с матерью, которую она глубоко любила, ее разлучила смерть, когда ей было десять лет. После этого оставшиеся сиротами Мария, ее брат и сестра воспитывались у дяди в Лондоне, где большую часть времени они проводили в школе.
Затем от мисс Элдерсли поступило приглашение ехать в Китай, где ей нужен был помощник в школу. Предложив свои кандидатуры, сестры руководствовались не столько стремлением взяться за миссионерскую работу, сколько осознанием того, что их родители, вероятно, очень бы этого хотели. Несмотря на свою молодость, они уже немного обучались преподаванию, и поскольку были самостоятельны и не хотели расставаться, мисс Элдерсли пригласила их обоих. Для младшей сестры путешествие в Китай запомнилось тем, что она обрела полный мир с Богом. До этого она старалась быть христианкой своими собственными усилиями, все время чувствуя, что ей не хватает того, что «одно только нужно» (Лк. 10:42), и тщетно пытаясь этого достичь. Теперь ее мысли обратились к Христу и его искупительной жертве как к единственному основанию прощения и принятия, которого достаточно самого по себе и которому никакие молитвы или усилйя ничего не могут прибавить. Постепенно ей становилось ясно, что она искуплена, прощена и очищена от греха, потому что Он пострадал вместо нее. Бог принял Христа как заместительную жертву и Спасителя, и она не могла поступить никак иначе. Просто и доверчиво, как маленький ребенок, она отвернулась от всего и всех и стала держаться за слово от Бога. «Ибо нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе» (Рим. 8:1). И в доказательство этому «сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы [здесь и сейчас] дети Божьи» (Рим. 8:16).
Благодаря этому настоящему обращению и его плодам ее миссионерская деятельность началась совершенно по-другому. Это было уже не благотворительное предприятие, которому она посвятила себя из уважения к родителям, это стало естественным и даже необходимым выражением большой и растущей любви к Тому, Кто был ее Спасителем, Господом и Царем. Он изменил для нее все как в земной жизни, так и в вечности, и самое меньшее, что она могла сделать, — полностью посвятить себя на служение Ему. С неизвестными ей миром и любовью в сердце она начала свою трудовую и часто непростую жизнь в школе мисс Элдерсли.
Девушка ее возраста и особенно с такой задумчивой и любящей натурой была бы одинока на таком посту. Поэтому дружбой своей сестры она, несомненно, очень дорожила, и в миссионерском кругу в Нинбо для нее нашлось несколько преданных друзей. Но ее сердце никогда не находило товарищей в тех вещах, которые были наиболее значимыми.
А потом приехал он — молодой миссионер, который с самого начала произвел на нее впечатление тем, что так же, как она, жаждал святости и близости Божьей, желал быть полезным для Него. Он был не такой, как все. Он не был более одаренным или привлекательным, хотя был весел и приятен и обладал мягким чувством юмора. В нем было то, что приносило ей душевный покой, и она чувствовала, что ее понимают. Казалось, он жил в таком реальном мире, и у него был такой настоящий, великий Бог. Хотя она его почти не видела, ее утешало, что он был рядом. Она была чрезвычайно удивлена, обнаружив, как сильно она по нему скучает, когда всего через семь недель он уехал.
Поэтому она так же сильно обрадовалась, как и удивилась, когда из Шанхая ему пришлось вернуться обратно. Пожалуй, именно тогда ее глаза открылись на чувство, которое она начинала питать к нему. По крайней мере она осознала это чувство, и ее нежное и искреннее сердце не пыталось скрывать его от себя самого и от Бога. Она никому не рассказывала о Хадсоне, потому что другие никогда не видели в нем того, что видела она. Им не нравилось, что он носит китайское платье и полностью отождествляет себя с местными жителями. Она обожала его китайское платье или, скорее, качества характера, которые оно отображало. Он был беден и щедро давал нищим — как все это было ей близко, как она это понимала! Его желание достичь неимоверного количества нуждающихся людей многие считают пустой мечтой? Но почему, ведь это же бремя его сердца. Она бы тоже хотела так жить, хотя для женщины это кажется еще более невозможным. Она много молилась за своего друга, хотя внешне ему ничем себя не выдавала. К ней пришла любовь всей ее жизни, и никто, кроме Бога, об этом не знал.
А потом он уехал снова, уехал, чтобы быть полезным другим. И она не знала, было ли ему тяжело ее покинуть. Но все- таки в его отсутствие она молилась о том, чтобы быть более похожей на него, более достойной его любви, если ей было суждено ее завоевать.
Проходил месяц за месяцем и вот наконец письмо! Несмотря на всю неожиданность этой радости, огромной и чудесной радости, она не была удивлена, это был только тихий отблеск того, что сияло внутри. Все же она не ошиблась. Они были созданы друг для друга, их двоих Бог избрал, чтобы идти по Его пути вместе.
После первых радостных излияний благодарности Мария поспешила найти свою сестру, которая лучше всех все поймет. Потом нужно рассказать мисс Элдерсли, а затем живущей в северной части города миссис Рассел, их бывшей опекунше и коллеге по работе. Она страстно желала поведать сестрам новость, надеясь, что ее помолвка будет одобрена, как и помолвка мисс Буреллы. Но ее возмущению не было предела, когда она услышала следующее:«Мистер Тейлор! Молодой, нищий, без связей и вообще никто. Как он осмелился даже подумать об этом? Конечно, ему надо отказать, причем раз и навсегда».
Тщетно Мария пыталась объяснить, как много он для нее значит. От этого было только хуже. Ее требовалось незамедлительно спасать от такого глупого поступка. И ее добрая подруга с самыми благими намерениями взяла дело полностью в свои руки. Результатом стало письмо, написанное почти под диктовку мисс Элдерсли, в котором не только был положен конец всему, но и содержалась настойчивая просьба никогда не возобновлять обсуждение этого вопроса.
В полном замешательстве и с разбитым сердцем, бедная девушка не имела выбора. Она была слишком молода и неопытна, и слишком робка в таких вопросах, чтобы противостоять решительности мисс Элдерсли, значительно подкрепленной ее друзьями. Убитая горем, сгорая от стыда, она могла только отдать все в руки Небесного Отца. Он знал, Он понимал. В последующие долгие одинокие дни, когда даже ее сестра встала на сторону мисс Элдерсли, Мария находила убежище в том, что для Бога нет ничего невозможного. Снова и снова она повторяла себе: «Если Ему должно умертвить моего Исаака, я знаю, Он же может его восстановить».
У Хадсона Тейлора в его печали были сочувствующие сердца, у нее же — никого. И она не знала, пересекутся ли их пути когда-нибудь снова. Если он действительно к ней неравнодушен, то после такого отказа он, без сомнения, будет держаться подальше от Нинбо особенно ввиду возобновления работы в Сватоу, в которой, как она знала, ему не терпелось принять участие. Вероятнее всего, он вернется к Бернсу. Без сомнения, он так бы и поступил, если бы действовал согласно первому порыву, а не держался твердо Божьего водительства. Хотя он ничего не знал о ее чувствах и мало надеялся (если надеялся вообще) на более благоприятные обстоятельства, в глубинах своей тоски он добывал благословение, которое должно было последовать. Об этом он писал сестре: Нам не хватает терпения, и наш верный Бог посылает нам переживания, которые с Его благословением взращивают в нас это качество. Хотя нам иногда кажется, что мы устали сверх сил, Он всегда может и хочет помочь нам и поддержать нас. И если бы наши сердца были полностью подчинены Его воле, желая, чтобы только она совершилась, насколько бы меньше мы имели огорчений и насколько бы менее тяжелыми они нам казались.
В последнее время я сильно переживал, но главную причину моих страданий я нахожу в нежелании подчиниться Богу, в Котором моя сила, и доверчиво положиться на Него.
О, только бы мне желать исполнения Его воли всем моим сердцем... Искать Его славы взором! Все больше осознавать полноту нашего драгоценного Иисуса... Больше пребывать в свете Его лица и быть довольным тем, что Он дарует... всегда взирая на Него, следуя по Его стопам и ожидая Его славного прихода! Почему мы 'Его так мало любим? Не потому, что Он не живой! «Ты прекраснее сынов человеческих!» (Пс. 44:3). Дело не в том, что Он нас не любит... Свою любовь Он раз и навсегда доказал на Голгофе. Как бы я хотел изнывать от любви к Иисусу, ежедневно, ежечасно желать, жаждать Его присутствия!.. Пусть твоя любовь к Нему все время растет, и твое сходство с Ним да будет для всех очевидным. Не переставай за меня молиться... чтобы Бог восполнил всякую мою нужду, чтобы Иисус стал единственным источником моего наслаждения, чтобы служение Ему стало единственным моим желанием, чтобы вся моя надежда покоилась в Нем.
Скорее всего, нет ничего удивительного в том, что одна из книг Библии, которая раньше мало для него значила, теперь вдруг открылась ему в неожиданной красоте. Пожалуй, именно в те дни он начал глубоко понимать Песни Песней Соломона, когда любовь, неодолимо бившая в нем ключом, могла быть отдана только Богу. До этой поры он никогда не понимал, Кем может быть Господь для Своего народа и что Он жаждет видеть в Своих людях по отношению к Себе. Открытие было чудесным, и оно только углублялось по мере развития радостных событий, которые приглушили боль Хадсона. Для тех, кто в последующие годы был близко знаком с ним, отличительной чертой Хадсона была его любовь к Песням Песней как способу выражения своего личного отношения к Господу.
  Зима окончилась, и приближалось лето, и с первыми жаркими деньками изменились обстоятельства, которые держали Хадсона Тейлора и его коллег в Шанхае. Во-первых, голодающие беженцы стали исчезать. Весенние урожаи притягивали их обратно в разбросанные по всей равнине деревни, а о тех немногих, кто не мог уйти, предложил позаботиться один из местных миссионеров.
Затем временное затишье в войне с Англией создало более благоприятные возможности для рискованной работы в Нинбо и его окрестностях, и, хотя дом, прежде занимаемый супругами Джонс, не был свободен, было другое, даже лучшее жилье. После ухода на пенсию по состоянию здоровья одного из пожилых сотрудников освободилось одно из помещений КЕО, которое Джонс и смог снять за скромную плату. В свою очередь, доктор Паркер был рад отдать в пользование весь дом на Бридж-стрит, часть которого Хадсон раньше занимал. Таким образом безо всяких усилий с их стороны они были обеспечены жилым и молитвенным домами в самых густонаселенных частях города.
Следует сказать, что по мере роста опыта Хадсона Тейлора стали сильнее привлекать более оседлые формы миссионерской деятельности. Война с Англией исключала всякую попытку жить вдали от портов, открытых по договору для внешней торговли. Переезд с места на место был еще возможен, но, в общем, внутренние районы страны были еще менее доступны, чем всегда. Веря, однако, что вскоре придет время изменений в этом отношении, Тейлор и его коллега осознавали, что необходимо трудиться на одном постоянном месте до тех пор, пока не родится поместная церковь, в которой, с благословением Божьим, будут свои пасторы и евангелисты для более широких возможностей в будущем.
Итак, с этой надеждой они вновь обратились к Нинбо, но только после того, как предприняли шаг, который сыграл в будущем очень важную роль.
В мае, спустя три года и три месяца после приезда в Китай, Хадсон Тейлор почувствовал, что пришло время порвать отношения с Китайским евангелизационным обществом. Вовсе не трудности, с которыми он столкнулся во время работы, заставили его сделать этот шаг. Он любил руководителей и многих других членов комитета и ценил их участие и молитвы. Но, как мы видели, отношение организации к долгам очень отличалось от позиции самого Хадсона, и он чувствовал, что так больше продолжаться не может. Вспоминая эти обстоятельства, он писал: Лично я всегда избегал брать в долг и всегда держался в рамках своей зарплаты, хотя порой и путем очень суровой экономии. Сейчас мне это было не трудно, потому что мои доходы увеличились, и, поскольку страна находилась в состоянии мира, товары не были дорогими. Но сама организация была в долгах. Мои поквартальные счета и счета других сотрудников часто оплачивались деньгами, взятыми в долг. Я начал переписку, которая в следующем году окончилась моим уходом из соображений честности.
Мне казалось, что Божье Слово ясно и безошибочно учит: «Не оставайтесь должными никому ничем» (Рим. 13:8). Я считаю, что занимать деньги противоречит Писанию. Это признание, что Бог удержал что-то хорошее, и решение получить то, чего Он не дал. Разве возможно, чтобы то, что неправильно для одного христианина, было правильным для ассоциации христиан? И могут ли прецедентные случаи (сколь бы многочисленны они ни были) оправдать неверный путь? Если Слово меня чему-то научило, то именно тому, чтобы не связываться с долгами. Я не мог думать, что Бог беден, что Он не располагает достаточными ресурсами или не желает восполнять нужды, возникающие при выполнении Его работы. Мне казалось, что, если недостает средств продолжать работу, тогда (именно в этой степени, при определенных обстоятельствах или именно в это время) это не может быть Божьей работой. Таким образом, для спокойствия собственной совести я был вынужден уйти из организации... К огромному моему удовольствию мой друг и коллега Джонс... сделал то же самое, и мы оба были глубоко благодарны, что уход нисколько не повредил нашим дружеским чувствам. Мы очень обрадовались, когда узнали, что несколько членов комитета одобряют предпринятый нами шаг, хотя вся организация не приняла нашу точку зрения. Полагаясь в своем обеспечении только на Бога, мы могли продолжать поддерживать связь с теми, кто раньше нам помогал, рассылая по домам журналы и другие публикации, как и прежде, пока организация существовала.
Наш поступок был немалым испытанием веры. Я не знал, что Бог скажет мне делать. Будет ли Он восполнять мои нужды таким образом, что я смогу продолжать работать, как раньше... Я хотел посвятить все свое время служению проповеди Евангелия среди язычников, если ка- ким-либо образом Он будет обеспечивать меня крошечной суммой денег, на которую я мог бы жить. А если Он не соблаговолит этого сделать, я был готов взяться за любую работу, необходимую для того, чтобы себя содержать, а все свободное время посвящать миссионерству.
Но Бог благословил меня и дал мне преуспевание, и как я был рад и благодарен Богу, когда мой уход из организации имел такой блестящий результат! Я мог со спокойным сердцем смотреть прямо в лицо своего Отца, будучи с Его благодатью готов сделать все, чему Он захочет меня научить, и чувствуя уверенность в Его любящей заботе.
Невозможно рассказать, каким благословенным путем Он меня вел. Это было как продолжение моих ранних переживаний дома. Моя вера подвергалась и испытаниям, и часто подводила; я раскаивался, и мне было так стыдно, что я не доверял Такому Отцу. Но я учился Его познавать. Даже тогда, я бы ни за что не хотел избежать испытания. Он стал Таким близким, Таким живым, Таким личным. Временные денежные трудности никогда не возникали из-за того, что мне не хватало на личные нужды. Они возникали вследствие помощи в нуждах множеству голодных и умирающих людей, которые нас окружали. Гораздо более тяжкие испытания в других вещах затмевали эти трудности и, будучи более глубокими, впоследствии приносили более богатые плоды.  (Продолжение на странице Тот, кто полностью верит Ему)